– Если вы потеряли все свои вещи в канаве, откуда же у вас взялась эта одежда? – поинтересовался он, указав на испускающие пар возле дымохода серый пиджак и бриджи.

– Да приобрёл их, так сказать, обычным путём, – ответил незнакомец.

Каким именно «обычным путём» он вместо тюремной робы оказался в костюме из серого твида, Освальд из вежливости выяснять не стал, но догадывался, что это тот же самый путь, которым был уведён четырёхфунтовый пирог из пирогового заведения.

Элис кинула на меня беспомощный взгляд. Я точно знал, какие чувства он выражает.

Укрывая разыскиваемого преступника, начинаешь весьма ощутимо чувствовать озноб под пижамой, там, где она подпоясана плетёным шёлковым поясом. Хорошо ещё у нас, по счастливой случайности, сохранилось несколько сильно мятных леденцов, и после пары штук каждому нам немного полегчало.

Девочки перенесли бельё с постели Освальда на кровать в комнате мисс Сендел, где она спала, пока ей не потребовалось ухаживать в Лондоне за сломанными костями своего раздающего нравоучительные брошюры брата.

– Если вы сейчас отправитесь в постель, – сказал незнакомцу Освальд, – мы вас потом, когда нужно, разбудим. Можете спать как хотите крепко. Всё равно разбудим.

– Тогда разбудите меня часов в восемь, – попросил он. – Я должен двигаться дальше. И у меня даже слов нет, чтобы выразить всю мою благодарность за тот распрекрасный приём, который вы мне устроили. Доброй ночи вам всем.

– Доброй ночи, – ответили все мы, а Дора добавила:

– Вы только не волнуйтесь. Пока вы будете спать, мы придумаем какой-нибудь выход из вашего положения.

– Нет, это вы не волнуйтесь, – откликнулся он, а затем рассеянно глянул на свою собственную одежду. – Как говорится, если оно достаточного размера, чтобы из него вылезти, то и обратно спокойно влезешь.

С этими словами он взял свечу, и Дикки отправился провожать его в комнату мисс Сендел.

– «Если оно достаточного размера, чтобы из него вылезти, то и обратно спокойно влезешь», – задумчиво повторила Элис. – Надеюсь, он не собрался пролезть обратно в тюрьму и притвориться, будто бы никуда не отлучался – это тюремщики просто его не заметили.

– Ну и как же нам быть? – спросил уже возвратившийся Дикки.

– Он же сказал нам, что хочет стать совершенно другим, – с сочувствием произнесла Дора.

– Тогда давайте притворимся, будто он – наша тётка, и переоденем его. Ну, как в романе Чарльза Рида «Звонкая монета»[144], – подала идею Элис.

Было уже три часа ночи, но никто из нас не мог даже помыслить о сне или хотя бы о том, чтобы прилечь, когда перед нами стояла такая задача. Взяв свечи, мы поднялись на чердак, открыли сундук с одеждой мисс Сендел и начали подбирать вещи, пригодные для превращения гостя в нашу тётку.

Мы нашли всё: платье, манто, капор, вуаль, перчатки, нижнюю юбку и даже ботинки, хотя насчёт них у нас возникли некоторые сомнения – окажутся ли они впору.

Донеся найденное до дивана в гостиной и сложив его там, мы наконец ощутили слипающимися глазами и челюстями, раздёрнутыми зевотой, до чего сейчас поздно, и отправились по кроватям. Элис напомнила нам, что умеет просыпаться в нужное время с точностью до минуты, а мы, зная, что раньше она действительно с этим вполне успешно справлялась, спокойно доверились ей и велели разбудить нас в шесть.

Увы, на сей раз её дар не сработал. Разбудила нас не она. Мы проснулись от голоса миссис Бил.

– Эй! Юные джентльмены! Подъём! – вывел нас из глубокого сна её окрик. – Полдесятого уж! И ваш друг джентльмен сидит, встамши, одемши и ожидаючи завтрака!

Мы вскочили с кроватей.

– Только, пожалуйста, миссис Бил! – взмолился Освальд, который даже со сна не теряет способности к здравомыслию. – Никому не рассказывайте, что у нас гость!

Она с хохотом удалилась. Полагаю, решила, что это какая-нибудь дурацкая игра в секреты. Поразительная недальновидность.

Незнакомца мы обнаружили у окна. Он стоял и глядел на улицу.

– Я бы на вашем месте такого не делала, – тихим голосом предостерегла Дора. – Это опасно. Вдруг кто-нибудь вас увидит?

– И что тогда? – спросил он.

– Они могут забрать вас, – разволновалась Дора. – Такое, знаете ли, происходит в секунду. Мы вчера видели, как забрали двух взрослых мужчин. – Голос её дрожал от тягостного воспоминания.

– Пусть себе забирают, – отмахнулся наш ночной гость, на котором была одежда живущего простой, но высокодуховной жизнью мистера Сендела. – Лишь бы камеру не разбивали об физиономию.

– Но мы ведь хотим вас спасти, – продолжила было Дора, однако не по годам проницательный Освальд, чувствуя, как жаркая краснота заливает его юные уши и шею, стремительно перебил её:

– Расскажите, пожалуйста, что вы делали в Дувре и что вы там «ухватили»?

– В Дувре я был по делам, – ответил наш гость. – И ухватил я там церковь Хит и церковь Бармаш. И…

– Значит, вы не украли пирог, не попали в дуврскую тюрьму и не сбежали оттуда, – брякнул Дикки, хотя я пытался пинком помешать ему.

– Я? – уставился на него наш гость. – Вот уж чего не было, того не было.

– Тогда кто вы и что вы, если не злосчастный сбежавший вор? Кто вы? – с яростью выпалила Дора, прежде чем Освальд успел вмешаться.

– Я фотограф, мисс, – ответил мужчина. – Путешествующий фотограф. Ухватываю и запечатлеваю красивые виды.

Тут до него, по-видимому, окончательно дошёл весь смысл случившегося недоразумения, и он так зашёлся от хохота, что я думал, никогда уже не остановится.

– Завтрак остывает, – сказал Освальд.

– Так и есть, – подтвердил наш гость. – Господи, ну и приключение! Будет о чём рассказать друзьям.

– Нет, – запротестовала Элис. – Мы-то думали, что вы сбежавший от правосудия вор, и решили помочь вам, в чём бы вы ни были виноваты. – Она указала на диван, где в неприкрытой наготе лежал гардероб, приготовленный для лжетётки. – Вы не должны об этом рассказывать. Дайте честное слово. И если даже вам очень захочется посмеяться, вспомните о холодном беконе, сыре и всех маринованных овощах, которые съели. Об огне и какао. О том, что мы целую ночь провели на ногах. И о сухих войлочных ботинках.

– Ни слова больше, мисс, – произнёс благодарным тоном фотограф (каковым он в действительности был). – Ваше желание для меня закон. Даже словечка не оброню.

И он принялся так энергично уписывать ветчину и яйца, будто неделю уже ничего не ел, включая ночной наш холодный бекон.

Позже мы выяснили, что от нас он направился прямиком в «Старый корабль» и там моментально всё разболтал. Мне вот интересно, все ли фотографы столь же бесчестны и неблагодарны, как этот? Освальд надеется, что не все, но полной